[Aksai]

он шаткой походкой идет по коридору в спальню, скрежещет зубами, ищет выключатель на стене, ударяет по ней кулаком, со злостью срывает мешающую ему веревку с бельем. мокрые ползунки и пеленки мягко падают на пол.

она на цыпочках идет в детскую и ложится. сердце колотится. живот и глотку сводят спазмы. прикинуться ветошью, стать невидимой. может, забудет о ее существовании, может, не тронет больше сегодня. она знает, как может бесконечно тянуться время.

проходит пятнадцать минут. дверь отворяется, он быстрыми шагами подходит к кровати, сдергивает одеяло и рывком скидывает ее на пол: «ты что думаешь, я так все и оставлю?!». она вжимает голову в плечи. «все. разбудит ребенка». но данил почему-то не реагирует на крик отца и продолжает безмятежно спать. она покорно встает с пола и идет на кухню, чтоб только увести из детской папашу-монстра. он догоняет, хватает ее сзади за волосы и швыряет на пол. это провокация. надо молчать, не плакать и не сопротивляться. она встает и аккуратно садится на край табурета.

тогда он решает уничтожить ее морально: «ты - ничтожество! ты понимаешь, что ты никто?! ты - балласт! я тащу тебя на своей шее уже пять лет. у меня нет больше терпения. ты понимаешь, что я так больше не могу? я не железный. ты у меня вот где,- он с силой ударяет себя ребром ладони по кадыку. все кончилось терпение! проваливай!!! вали отсюда я сказал!». он хватает ее за руку и тащит к выходу. она упирается и задыхается от слез: «данилка! сынок! …что же дальше? что делать?», - проносится в голове.
«лёша, прекрати, отпусти меня! ладно-ладно. я уйду. дай мне вещи собрать».
«вещи??! какие тебе, сука, вещи нужны?» - он выбрасывает ее босую на лестничную площадку и с грохотом захлопывает железную дверь.

тут просыпается данил и начинает истошно, визгливо кричать в своей кроватке. надя холодной, мокрой ладонью отчаянно колотит по листовому железу. дверь открывается. лёха хмуро глядит на жену: «чего уставилась? иди сына корми».

дрожа от стыда перед соседями, которые наверняка все слышат в своих квартирах, надя берет на руки этот бесценный свой теплый комочек и прижимает к груди. молока совсем мало. малыш долго и недовольно тянет по капле. ее пока не трогают, ребенок с ней, тело к телу. усталая, она почти сразу засыпает.

через минут сорок немного протрезвевший муж заходит в комнату и тихо просит положить ребенка в кровать. «пошли, поговорим». она подчиняется.

приходят на кухню. он наливает крепкий чай себе и ей, садится, закуривает и начинает долго объяснять, как сильно он ее любит, что весь смысл его жизни – это данил. что она, надька-ведьма, приколдовала его. надя слегка ухмыляется. что ему трудно одному тащить воз семейной жизни. странно, она думала того, что она стирает, готовит, убирает, гладит, следит за ребенком, ходит за продуктами, вкалывает на даче, выслушивает его монологи и делит с ним постель достаточно. он жалуется, что она его не понимает и не любит (ближе к истине). надя молчит, не возражает. главное, не злить его сейчас. она вспоминает удар по печени (это очень больно!) и растирает запястья, на которых выступили синевато-багровые пятна.

он продолжает давить на психику: «ну, что ты можешь? да ни черта! ни на что не способна. я пять лет тянул тебя, пока ты в институте училась. ты же пустое место без меня. маленькое ничтожество»,- он участливо погладил ее по голове. «я и терплю тебя только из-за данила,-продолжает он.-а зачем мне это? за что? вали к своей мамочке!». тут гнев начинает закипать в ее от природы смирной душе, но она продолжает молча слушать.
супруг не останавливается: «только не думай, что сможешь забрать данила. сына трогать не смей. вырастет, я ему объясню, что у него за мамаша была».